Что касается уголовного права, то в утраченных уголовных законах, судя по ссылкам в юридических документах, видное место занимали статьи, охраняющие неприкосновенность частной собственности, и особенно владений и имущества фараона и храмов. Безусловно, при решении этих дел строго учитывалось (так же как по законам Хаммурапи или хеттских царей) социальное положение обидчика и потерпевшего. В известной «Повести о красноречивом поселянине» описывается, как некий Джхутинахт, управляющий вельможи Ренси, незаконно отбирает ослов и поклажу у скромного жителя оазиса, т. е. рядового подданного. Судьи, разбиравшие это дело, отклонили иск потерпевшего. Понадобилось вмешательство самого фараона, чтобы вернуть поселянину похищенное имущество и наказать обидчика. Весьма показательны частые утверждения вельмож, которые хвалятся в своих надписях, что не грабили имущества рядовых земледельцев. Очевидно, такой грабеж был обычным явлением. Если дело доходило до суда, то богатый человек мог решать его с помощью взятки или воспользоваться своим влиянием. Впрочем, законные наказания за кражу рядового египтянина были не особенно тяжелыми. Судя по юридическим документам времен Рамессидов (ХШ-XII вв. до н. э.), мы приходим к выводу, что в эту эпоху за кражу полагалось имущественное возмещение в двукратном или трехкратном размере. Это наказание следует считать исключительно мягким. По вавилонским и хеттским законам допускалось за кражу возмещение имущества в десятикратном и даже тридцатикратном размере, а в случае невозможности возместить — даже смертная казнь. Особенно показательно, что, возможно, допускалось мирное соглашение между вором и потерпевшим, если первый не в состоянии был уплатить штраф. Любопытно, что согласно сообщению Геродота, царь-узурпатор Яхмос II (569—525 гг. до н. э.) до своего воцарения был вором и часто судился за кражи и тем не менее остался цел и невредим. Гораздо суровее относился египетский закон к преступлениям против фараона и храмов, и в частности к хищениям в некрополях. В юридических документах Нового царства упоминается отрубание рук за ограбление инвентаря царских гробниц. Очевидно, эти случаи имел в виду Диодор, упоминающий о подобных наказаниях, применяемых к ворам. Иногда приводились в исполнение более суровые приговоры. В одном случае семь расхитителей имущества царских гробниц были посажены на кол. Конечно, учитывались и степень вины, и различные обстоятельства дела. В одном судебном показании раб-сириец Карбаал заявляет, что он отказался выполнить требование своего хозяина, приказавшего ему украсть быка из некрополя. Если бы он подчинился, то его сослали бы за такую кражу в Куш. Следовательно, он не боялся за свою жизнь и не опасался также, что ему нанесут увечье. Очевидно, учитывалось совершение кражи по чужой воле, а может быть, также то, что бык находился на пастбище, а не в загоне (кража без взлома). Особые наказания за кражу предусматривались специальными декретами. Они, конечно, отличались от обычных законодательных норм в сторону усиления кары (иначе не было бы смысла их издавать). Согласно декрету Хоремхеба воины, укравшие у земледельцев кожи, присуждались к 100 ударам палками и нанесению пяти ран, а также к возврату украденного и пене. Эта необычная для египетского законодательства суровость, и притом за преступления привилегированных людей против лиц, стоящих ниже по своему общественному положению, объяснялась, вероятно, особыми обстоятельствами. Во время смут первой половины XIV в.. в Египте можно предположить массовые грабежи и хищения, против которых пришлось прибегнуть к решительным мерам. Еще свирепее были кары за расхищение имущества храмов, находившихся под охраной, зафиксированные в льготных грамотах. Согласно декрету о защите достояния храма Осириса в Наури предписывалось возмещение украденных вещей в стократном размере (небывалая пропорция), а за угон храмового скота отрубание носа и ушей, порабощение жены и детей и даже сажание на кол. Бросается в глаза, что похищение скота карается строже, чем захват иного имущества. Возможно, что такая особая охрана скота устанавливалась не только в декрете из Наури, но и в египетском законодательстве вообще. Однако уже упомянутый случай с сирийцем Карбаалом доказывает обратное. Скорее всего, постановление Сети I было вызвано какими-то чрезвычайными обстоятельствами, требовавшими особой защиты жертвенных животных храма Осириса, похищение которых приравнивалось к святотатству. Весьма своеобразными были законы, касавшиеся скупки краденого. Обвиняемым давалась полная возможность оправдаться ссылкой на неведение. Во время разбора подобных судебных дел во времена Рамессидов один обвиняемый был полностью оправдан, ибо выяснилось, что он оплатил найденное у него серебро, полученное от грабителей. В другом случае обвиняемый (некий Яхенмену) вынужден был вернуть золото, серебро и быков, ибо он купил все это у преступников. Никакого наказания он не понес, и дело ограничилось конфискацией краденого. По законам Хаммурапи скупщик краденого карался смертью, если он не представлял свидетелей и не показывал контракта. Вавилонское право было в этом отношении суровее египетского. Зато в египетских законах были, вероятно, строже наказания за утрату (или растрату) вещей, данных на хранение. Вавилонское право предусматривало возмещение пропавшего равноценным имуществом, по принципу «бык за быка» или «раб за раба». Какие-либо ссылки на исключительную ценность и незаменимость объектов, сданных на хранение, в законах Хаммурапи отсутствуют. В египетской же «Сказке о Правде и Кривде» утрата уникальных ценностей, взятых на хранение (в одном случае изумительного кинжала, в другом случае быка чудовищных размеров), влечет за собой ослепление и порабощение небрежного хранителя. Все это, конечно, является сказочным мотивом, но сказки создавались в определенной бытовой обстановке, с использованием привычных судебных формул (например, клятв с указанием на кару в случае если они окажутся ложными). Очевидно, споры о полноценности или неполноценности замены в египетских судах происходили, хотя и не в такой фантастической форме, как в сказках. Египетское право (так же как и вавилонское) уделяло много внимания каре за ложное обвинение. Обычным наказанием для клеветника было нанесение ста ударов палкой. За ложную клятву в суде полагалось имущественное возмещение или членовредительство (отрубание носа и ушей) и ссылка в Куш. Все зависело от того, какие последствия могла иметь ложная клятва. Обычно сам обвинитель или истец указывал, как следует его наказать в случае неподтверждения его клятвенных заверений. Чаше всего указывалась кара, предусмотренная законом по тому делу, всвязи с которым приносилась клятва. Однако, вероятно, уверенная в своей правоте сторона могла в пылу спора предлагать и большие наказания. Среди уголовных преступлений упоминались по всей вероятности, и поджоги. В одном юридическом документе персидской эпохи, относящемся к тяжбе за жреческую должность, жалобщик Педиисе сообщает, что жрецы из мести подожгли его дом. Один из виновников, явившийся в суд, приговаривается за это к наказанию плетьми. Возможно, что это была установленная законом кара за поджог. Что касается гражданского права древнего Египта, то, по всем данным, в нем занимали видное место статьи, касающиеся наследства. Обычно законным наследником считался старший сын, а остальные члены семьи оставались в доме на подчиненном положении. Ярким примером этого является семья Анупу в «Сказке о двух братьях». О том, что такое положение было вполне реальным, свидетельствуют случаи, зафиксированные в деловых документах еще в Древнем Царстве. Но для той же эпохи мы имеем упоминание о семейных разделах. Номарх Хуефхор (прежде это имя читалось Хирхуф) заявляет в самом конце автобиографической надписи: «Никогда я не разбирал тяжбы между двумя братьями так, чтобы сын был лишен достояния отца». Судя по значительно более поздним демотическим документам, старший сын получал две трети наследства. Многое зависело от воли собственника или владельца. Муж мог передать свое имущество (или часть его) своей жене, а мать - тому или иному из своих сыновей. Трудно сказать, распространялось ли право завещания на чужих людей, не связанных с завещателем родственными или соседскими узами. Вероятно, так же как в законах Хаммурапи, такое право было ограниченным. Нам известно очень мало о сельской общине в древнем Египте, но можно догадываться по аналогии с другими странами, что отчуждение земли (путем продажи, дара или завещания) в пользу чужаков было связано с большими трудностями. Не случайно даже во времена Нового царства, когда частнособственнические отношения сильно укрепились, земля продавалась обычно человеку одного и того же социального положения (например, пастухом пастуху). Конечно, сильные и влиятельные люди могли присваивать себе общинные наделы египетских земледельцев, но такие случаи считались противозаконными. Не случайно в поучениях египетских мудрецов передвижка межи рассматривается как преступное деяние. Положение изменилось в ливийско-саисский период, когда не только движимое имущество, но и земля стала предметом беспрепятственной купли-продажи, а также свободно завещалась любому человеку. Правда, завещания часто оспаривались. Так, например, один жрец из Сиута, Педетум, сын Тоута, завещал своему старшему сыну две трети, а младшему (от второй жены) только треть имущества. Хотя оба брата и вторая жена выразили полное согласие на такой раздел и заверили его документально, старший сын после смерти отца захотел завладеть всем имуществом и завел скандальную тяжбу. Он ее проиграл, но судьям досталось много хлопот. Не случайно в ливийско-саисское время (персидский и греко-римский периоды) при купле-продаже приходилось составлять разные документы: (кроме купчей еще «документ удаления», т. е. отказа от претензий), и притом в нескольких экземплярах. И все-таки каждый раз находились лица, считавшие куплю-продажу незаконной и заявлявшие свои претензии. Акад. В. В. Струве анализирует с этой точки зрения весьма острый и патетический пассаж из «Сказки о Сатни-Хемуасе». Этот царевич влюбляется в жрицу Табубу и за обещания вступить с ним в брак согласен завещать ее детям (своим будущим пасынкам) все свое имущество, обездолив своих собственных детей. Характерным при этом является то обстоятельство, что завещание составляется в пользу совершенно посторонних лиц, принадлежащих к другой жреческой корпорации (Табуба была жрицей богини Баст). Законные наследники — дети Сатни-Хемуаса должны были в письменном виде заверить свое согласие с волей отца и отказаться от своих наследственных прав. Однако Табуба не удовлетворяется этим. Она требует, чтобы Сатли-Хемуас убил своих родных детей и бросил их трупы на съедение собакам и кошкам. Ослепленный страстью, отец выполняет это требование. К счастью, все оказывается сном, и сказка оканчивается благополучно. По мнению акад. В. В. Струве, жестокие требования Табубы не были простым капризом. Здесь был сознательный и безжалостный растет. Она опасалась, что дети Сатни-Хемуаса, если они останутся в живых, несмотря на все выполненные формальности, смогут начать судебный процесс. В сказке все доведено до крайности, но и в реальной жизни, хотя и не в такой острой форме, аналогичные коллизии имели место. Чаще всего процессы о наследственном имуществе велись между родственниками. Такова была длительная тяжба за участок, полученный еще в середине XVI в. до н. э. воином Неши за военные заслуги. По вавилонским законам владение таким: царским даром обусловливалось военной службой наследников и не могло достаться жене или дочери. Наоборот, в Египте времен Нового царства наследственным участком Неши владела вся семья, включая женщин. Когда дело дошло до раздела, то возникла тяжба, которую выиграл Мес (оставивший описание длительного судебного процесса) только при Рамсесе II. Показательно, что о военной службе потомков Неши ничего не говорится. Зато упоминается уплата налогов в казну, полагающихся за дарственные земли (на это обстоятельство обратил внимание Б. А. Тураев). Подобных споров о наследстве происходило немало. Специфической египетской особенностью был: учет заупокойного культа, совершаемого наследниками в память об умершем. Выполнение этих обрядов закрепляло право на наследство. Можно не сомневаться, что в утраченном своде (или, вернее, сводах) законов древнего Египта имелись статьи, регулирующие наследство, завещания и куплю-продажу, залог и дарение имущества. Возможно, что действительно при Бокхорисе в законодательстве были произведены изменения, ограничивавшие права сельской общины и семьи и укрепившие частную собственность и полную свободу распоряжения имуществом. Роль самого Бокхориса, однако, слишком преувеличивалась традицией. При том же царе, согласно Диодору, было запрещено долговое рабство. Это произошло более чем на тысячелетие позже, чем в Вавилонии. По предположению В. В, Струве, законы Бокхориса. ограничивающие ростовщиков, особенно близки к соответствующей статье царя Исина, по имени Липитиштар. В обоих случаях запрещалось «увеличивать основную сумму долга через проценты более чем в два раза». Вероятно, египетские законы регулировали также куплю-продажу и отдачу внаем рабов. Судя по контрактам, рабовладелец отвечал за трудоспособность своего раба или рабыни, отданных внаем. В случае их болезни уменьшалась плата, выдаваемая хозяину.